– И это правитель города?
– Ага.
– Тогда где его …ные телохранители?
– Если бы мы хотели пришить его, прямо здесь и сейчас, насколько полезны ему были бы, скажем, четыре телохранителя?
– Примерно как …ный чайник из шоколада, мистер Гвоздь.
– Вот именно.
– Но я мог бы прибить его прямо отсюда обычным …ным кирпичом!
– Подозреваю, очень многие серьезные организации имеют свои Взгляды на это, мистер Тюльпан. Мне говорили, эта мусорная куча процветает. У человека на самом верху полным-полно друзей, пока дела идут в гору. Так вам никаких кирпичей не хватит.
Мистер Тюльпан посмотрел вниз, на отъезжающую карету.
– Я слышал, этот парень по большей части вообще них… не делает! – пожаловался он.
– Ага, – спокойно подтвердил мистер Гвоздь. – Это высокое искусство, в политике.
Мистер Тюльпан и мистер Гвоздь вложили в свое партнерство разные способности, и в данном случае мистер Гвоздь внес свое политическое чутье. Мистер Тюльпан уважал это свойство, хотя и не понимал. Он удовольствовался ворчанием:
– Проще было бы грохнуть его, нах…
– Если бы мир был попроще, нах… – возразил мистер Гвоздь. – Слушай, брось этот косяк, э? Это же для троллей. Даже хуже, чем их сплита. И кстати, они подмешивают туда толченое стекло.
– Эт' ж химия, – мрачно сказал мистер Тюльпан.
Мистер Гвоздь вздохнул.
– Давай еще разок объясню? – предложил он. – Слушай внимательно. Наркотики – это химические вещества, всё так, но, пожалуйста, прислушайся как следует, блин, не все химические вещества – наркотики. Помнишь эту историю с карбонатом кальция? Когда ты заплатил за него пять баксов?
– А что такого, мне от него похорошело, – пробормотал мистер Тюльпан.
– От карбоната кальция? – изумился мистер Гвоздь. – Даже для тебя, я хочу сказать… Послушай, ты же запихал в свой собственный нос столько этого мелового порошка, что тебе можно было отрубить голову и твоей шеей писать на грифельной доске!
«Вот в чем проблема с мистером Тюльпаном», – думал он, пока они слезали с крыши на землю.
Нельзя сказать, что он подсел на наркотики. Он хотел подсесть на наркотики. Но вместо этого подсел на собственную глупость, которая вмешивалась каждый раз, когда он видел в продаже что-то расфасованное по маленьким пакетикам, и в результате мистер Тюльпан пытался попасть на небеса при помощи муки, соли, соды и даже бутербродов с солониной.
На улице, где наркодилеры продавали Клэнг, Скользь, Сруб, Рино, Скунс, Тройной, Плавец, Дурь, Двойную Дурь, Конгерс и Расслабуху, мистер Тюльпан умудрялся безошибочно найти человека, который продавал порошок карри по шестьсот долларов за фунт. Это так нервировало, б…
В настоящий момент он экспериментировал с широким ассортиментом расслабляющих химикатов, применяемых популяцией анк-морпоркских троллей, потому что только имея дело с троллями, мистер Тюльпан получал умеренный шанс обмануть хоть кого-то. Теоретически, Сплита и Дурь не должны были оказывать воздействия на человеческие мозги, ну разве что растворять их. Но мистер Тюльпан был упорен. Нормальность он тоже однажды попробовал, и она ему не понравилась.
Мистер Гвоздь снова вздохнул.
– Пошли, – сказал он, – пора покормить того чудика.
В Анк-Морпорке очень трудно шпионить за кем-то, не будучи в свой черед объектом шпионажа, и два скрытных наблюдателя, разумеется, находились под очень пристальным надзором.
Подглядывала за ними небольшая дворняжка, пестрой окраски, но в основном рыже-серая.
Время от времени пес начинал чесаться, производя такой звук, как будто кто-то пытался побрить железную щетку.
Вокруг его шеи был обвязан шнурок, который соединялся с другим шнурком, точнее сказать, с поводком, который состоял из множества веревочек, кое-как связанных между собой.
Другой конец поводка держал в руке человек. По крайней мере, к такому выводу можно было придти логически, исходя из того факта, что поводок исчезал в том же кармане, что и рукав грязного пальто, в котором предположительно находилась рука, которая, вероятно, заканчивалась кистью с пальцами.
Это было странное пальто. Оно тянулось от мостовой почти что до полей старой шляпы, которая формой напоминала скорее сахарную голову. Там где они сходились, был заметен намек на седые волосы. Одна рука человека нырнула в подозрительные глубины кармана и вернулась с холодной сосиской.
– Два человека шпионят за Патрицием, – сказал пес. – Интерефненько.
– Иметьих, – сказал человек и разломил сосиску на две демократических половинки.
Вильям дописал короткий абзац о Визите Патриция в «Ведро» и заново пролистал свой блокнот.
Потрясающе, правда. Он нашел не меньше дюжины новостей для своего бюллетеня, и всего за один день. Просто поразительно, что только люди не рассказывают, еcли не полениться их спросить.
Кто-то выломал золотые клыки из статуи Бога-Крокодила Оффлера; Вильям обещал за эту информацию угостить сержанта Колона выпивкой, но в некотором роде платой можно было считать уже то, что он добавил к абзацу следующее: «Стража ведет Интенсивный Поиск Правонарушителя и Уверена в том, что Арест Состоится при Первом же Удобном Случае».
Он и сам точно не знал, что это значит, но сержант Колон произнес фразу очень уверенным тоном.
Вильяма всегда волновала природа правды. Его воспитывали в убеждении, что нужно всегда говорить правду, или, точнее говоря, «признаваться», а некоторые привычки умирают с трудом, если колотить их недостаточно сильно. Лорд де Словье всегда придерживался старой поговорки о том, что куда согнешь росток, туда и будет склонено дерево, но Вильям никогда не был особенно гибким ростком. Лорд де Словье сам по себе не был жестоким человеком. Если было нужно, он таких людей просто нанимал. Лорд де Словье, насколько мог припомнить Вильям, лично сам не испытывал энтузиазма относительно любой деятельности, вынуждавшей его прикасаться к другим людям.