Постой, постой… Глубокая Кость утверждал, что знаком с песиком Ваффлсом, а уж собака-то должна знать, когда ее хозяин ведет себя странно, собаки не любят, когда нарушается привычный распорядок жизни…
– Думаю, для Его Светлости было очень нетипично отсутствовать в это время, – осторожно сказал Вильям, – это не вписывалось в его… распорядок.
– Колоть ножом клерка и пытаться бежать с тяжеленным мешком денег – тоже, – проворчал Ваймс. – Да, мы обратили внимание на вес мешка. Мы не тупицы. Мы просто так выглядим. О… а еще охранник сказал, что от лорда пахло спиртным.
– Он пьет?
– Не настолько, чтобы это было заметно.
– У него есть бар в кабинете.
Ваймс улыбнулся.
– Ты заметил? Ему нравится, когда пьют другие.
– Может, это означает, что он просто принял для храбрости, перед тем, как… – начал Вильям и замолчал на полуслове. – Нет, только не Ветинари. Это не в его стиле.
– Нет. Не в его, – согласился Ваймс. Он снова сел. – Может, тебе лучше еще подумать, мистер де Словье. Может быть… может быть… ты сможешь найти кого-нибудь, кто поможет тебе в этом.
Судя по тону его голоса, становилось понятно, что неформальная беседа закончена.
– Знаете что-нибудь о мистере Скриппе? – спросил Вильям.
– Таттл Скрипп? Сын старого Таскла Скриппа. Последние семь лет возглавляет Гильдию Башмачников и Скорняков, – ответил Ваймс. – Хороший семьянин. Владеет старинным магазином в переулке Виксона.
– И это все?
– Мистер де Словье, это все, что Страже известно о мистере Скриппе. Ясно тебе? С теми людьми, о которых мы знаем много, тебе не захотелось бы познакомиться, поверь мне.
– А, – сказал Вильям и наморщил лоб, – но в переулке Виксона нет обувного магазина.
– Я о ботинках и не говорил.
– Фактически, там есть только один магазин, хотя бы отдаленно, э, связанный с кожей, и это…
– Да, именно он, – кивнул Ваймс.
– Но он продает…
– Все это считается «изделиями из кожи», – прервал его Ваймс и взял свою дубинку.
– Ну, да… и из резины… и… перья…. и хлысты… и такие маленькие поддерживающие штуки… – пробормотал, покраснев, Вильям. – Но…
– Ни разу не был там, но, полагаю, у капрала Ноббса есть их каталог, – сказал Ваймс. – Просто Гильдии Маленьких Поддерживающих Штучек не существует, хотя мысль интересная. В любом случае, мистер Скрипп очень милый человек и законопослушный гражданин, мистер де Словье. Прекрасная семейная атмосфера в этом магазине, как я слышал. Делает покупку того и этого и маленьких поддерживающих штучек такой же приятной, как покупка кулька мятных конфеток, без сомнений. И я слышал, что первым действием мистера Скрипа на посту Патриция будет помилование лорда Ветинари.
– Что? Без суда?
– Разве не прелестно? – ответил Ваймс неестественно веселым голосом. – Отличный первый шаг для вступления в должность, а? Новый старт, с чистого листа, что толку ворошить грязное белье? Бедняга Патриций. Перетрудился. Съехал с катушек. А все оттого, что мало бывал на свежем воздухе. И так далее. Его можно будет убрать подальше в какое-нибудь тихое место и как можно скорее забыть об этой неприятной истории. Какое облегчение, а?
– Но вы же знаете, что он не…
– Знаю? – переспросил Ваймс. – Вот это моя официальная дубинка. Если бы это была шипастая палица, то и город был бы другим. Мне пора идти. Вы сказали. Что предавались размышлениям. Возможно, вам стоит подумать еще.
Вильям смотрел, как коммандер уходит.
Сахарисса, наконец, взяла себя в руки, возможно потому, что никто больше не пытался ее утешить.
– Что нам теперь делать? – спросила она.
– Не знаю. Газету, наверное. Это наша работа.
– Но что будет, если эти бандиты вернутся?
– Не думаю, что они рискнут. Это место теперь под наблюдением.
Сахарисса начала собирать бумаги с пола.
– Думаю, мне будет лучше, если я займусь чем-нибудь…
– Молодец.
– Особенно, если ты надиктуешь мне пару абзацев о недавнем пожаре.
– Отто сделал отличную картинку, – вспомнил Вильям. – Верно, Отто?
– О, та. С ней фсе ф порятке. Но…
Вампир разглядывал свой иконограф. Аппарат был разбит.
– Ох, мне так жаль, – сказал Вильям.
– У меня тругие есть. – Отто вздохнул. – Снаете, я тумал, в польшом городе путет легко, – сказал он. – Я тумал, тут цифилисация. Мне гофорили, сдесь, в польшом городе, за топой не приходят толпы с колами и филами, как у нас тома в Schuschein. Я хочу скасать, я пытался. Поги снают, пытался. Три месяца, четыре тня и семь часоф ф телеге. Я просил фсе! Даже плетных леди ф собпласнительных черных крушефных отешдах с облегающими фельфетовыми лифами, и ф таких, снаешь, маленьких потинках на фысоких каплуках – и это мучит меня, что уж тут гофорить… – он грустно покачал головой, глядя на свою испорченную рубашку. – А теперь фсе переломано, и моя лучшая рупашка фся саляпана… крофью… салита красной, красной крофью…темно-красной крофью… крофью… салита крофью… крофью…
– Быстро! – крикнула Сахарисса, протиснувшись мимо Вильяма. – Мистер Доброгор, держите его руки! – она сделала знак гномам. – Я была готова к этому! Вы, двое, держите его ноги! Соня, у меня в ящике стола лежит большой кусок кровяной колбасы!
– …О, я пойту на фосхот, Шиткость шисни меня не софет… – затянул Отто.
– О боже, у него глаза начинают гореть красным светом! – воскликнул Вильям. – Что нам делать?
– Может, опять отрезать ему голову? – предложил Боддони.